Ширяев сидит в блиндаже – насупленный, расстегнутый, перевязанная рука на столе.
– Можешь поздравить.
– С чем?
– Фрицы в танк забрались.
– В какой?
– В семерку.
– Успели, черт…
– Час тому назад. Перешли в контратаку и забрались.
– А мы?
– Что мы? Ни одного бронебойного и зажигательного. Как горох отскакивают.
– Фу-ты, черт… А комдив приказал захватить его. В дот превратить…
– А дальше что? Как эту чертову семерку захватишь?
– Рыть ход. Другого выхода нет.
– М-да… – Ширяев почесал нос. – Ладно, посмотрим.
Ни один день в моей жизни не тянется так долго, как этот. Не знаю, куда себя приткнуть. Слоняюсь по передовой. Искурил трехдневную норму табака.
Немцы сидят в танке, пытаются повернуть пушки в нашу сторону, но башню заело, и у них ничего не получается. К вечеру устанавливают под ним пулемет и без устали начинают сечь по нашему танку.
